Обо мне либо хорошо, либо Макае Тенткё в морду…
![]() | Данное письмо было написано моим дедушкой, Трискало Иваном Антоновичем по просьбе его друга начальника связи Флота СССР адмирала Г.Г. Толстолуцкого для его книги воспоминаний. Увы, книга наследниками Григория Григорьевича по сей день не опубликована. |
Трискало Иван Антонович (1919, Украина, село Красная Балка - 2010, Россия, г. Санкт-Петербург) - капитан 1-го ранга, профессор, доктор технических наук. Родился в небольшом украинском селе в Криворожье, закончил сельскую школу в соседнем селе, поступил на физико-математический факультет Днепропетровского университета. Как отличник учебы, в 1939 году был направлен комсомолом по специальному набору в Высшее военно-морское училище имени Фрунзе в Ленинград (нынешний Морской корпус Петра Великого), закончил его по ускоренной программе в 1941 году. Служил на Ладожской военной флотилии, затем был направлен на высшие офицерские курсы в Астрахань, а затем в Самарканд. Окончив курсы с отличием и получив специальность связиста, имел право выбора флота и вернулся на Балтику, в осажденный Ленинград. Был командиром БЧ-4 линкора "Октябрьская революция", стоявшего на Неве, участвовал в прорыве блокады Ленинграда. После этого был переведен на островную военную базу Лавенсааре, где был начальником связи боевого дивизиона тральщиков, с которым и прошел всю войну до конца. После войны поступил в Военно-морскую академию им. Крылова (ныне Военно-морская академия им. Кузнецова), защитил кандидатскую, а через полгода - докторскую диссертацию, остался преподавать. Автор многих работ и учебников в своей научной области, многолетний член Всесоюзной аттестационной комиссии. После выхода в отставку преподавал в Институте им. Бонч-Бруевича (Санкт-Петербургский государственный университет телекоммуникаций им. проф. М.А.Бонч-Бруевича), возглавлял кафедру усилительных устройств. Работал до последнего дня своей жизни. За боевые заслуги награжден тремя орденами Красной звезды, орденом Отечественной войны 2 ст., множеством медалей.
Дорогой Григорий Григорьевич!
Так сложилось, что ранее я не мог и не имел никакого времени выполнить твою просьбу и написать хотя бы кратко свои воспоминания об участии в Великой Отечественной войне.
Да и сейчас этого времени нет. Хочу привести некоторые фрагменты из этих воспоминаний.
День начала Великой Отечественной войны 22 июня 1941 года застал меня и Володю Башуна на крейсере «Аврора», который стоял у пирса в Ораниенбауме (Ломоносове). Тогда я еще был курсантом выпускного курса Высшего Военно-морского Ордена Ленина Краснознаменного училища им. М.В.Фрунзе, а Владимир Федорович Башун в звании старшего лейтенанта был преподавателем этого училища на кафедре тактики и оперативного искусства. Я слушал его лекции. На «Авроре» была с нами группа преподавателей училища, в которую входил и Володя.
читать дальшеНам предстояло провести каждому курсанту – будущему лейтенанту ВМФ – зачетные артиллерийские стрельбы. К этому мы и готовились. Но этому не удалось осуществиться.
Накануне войны на крейсере «Аврора» была объявлена боевая тревога №1, а ночью стало известно о нападении на нашу страну фашистской Германии.
Артиллерийские стрельбы были отменены и нас всех срочно вернули в Ленинград, в ВМУ.
Еще до 3 июля 1941 года, когда выступил по радио И.В. Сталин, из нашей роты отобрали 10 курсантов, в том числе и меня, и направили в Адмиралтейство (училище Дзержинского) для выполнения специального боевого задания, а Володя вместе с курсантами (был сформирован истребительный батальон) отправлен под Лугу. Потом его отозвали, и он был направлен флагманским штурманом Чудской военной флотилии (там он встретился с тобой).
Нас же назначили в тот же день военными комендантами транспортов. Я попал на транспорт «Вилсанди». Ночью на Неве мы погрузили десант из моряков (во главе с генерал-майором Ненашевым, будущим начальником 5-го ф-та в ВМАКВ им. Крылова А.Н., ты его встречал, когда после войны вернулся учиться в академию), а днем отправились вверх по Неве в Шлиссельбург, прибыли в распоряжение Ладожской военной флотилии. Затем сделали переход на остров Валаам, откуда начали действовать – высаживать десанты, принимали участие в эвакуации наших дивизий, попавших в окружение на островах в районе Кексгольма (Петрозаводска). Обстановка была очень боевая, под огнем артиллерии и минометов мы по шхерам забирались к нашим, грузили на баржи технику, лошадей, людей, раненых. Помню, что транспорт «Вилсанди» был всегда переполнен стонами раненых, палуба, каюта были в крови. Их мы вывозили и шли в Шлиссельбург, а справа по борту в непосредственной близости горел Кексгольм (Петрозаводск). Его сдали наши войска.
Таких рейсов было несколько. Последний рейс не получился, т.к. ночью, когда мы шли снова за раненными и техникой на остров Путсоло, встретил нас СКР «Туча», на котором находился командующий Ладожской военной флотилии, будущий адмирал Чероков и по мегафону передал указание вернуться в Шлиссельбург, т.к. Петрозаводск и острова Путсоло, Кильпопо заняты немцами и финнами.
В Шлиссельбурге собрались все транспорты Особого назначения. На вторые сутки всех нас военных комендантов транспортов – курсантов (мичманов) выпускного курса вызвали в штаб Ладожской флотилии (он тогда находился еще в Шлиссельбурге), вручили боевые предписания и приказали срочно вернуться в Ленинград в распоряжение командира ВМБ. Нас было 10 человек, в том числе Юра Дьяконов и Анатолий Гусак. Ты их знаешь по Северу. Они были там связистами во время войны.
Под вечер мы погрузились на транспорт «Чапаев» (там было и много раненых) и пошли в Ленинград. Когда проходили Ивановские пороги, то туда уже подходили немцы. Они начали нас обстреливать. Так что это был последний транспорт, который тогда прорвался в Ленинград. В это время замкнулось кольцо блокады вокруг Ленинграда.
Прибыли мы снова в Адмиралтейство. Там нам приказали возвратиться в ВМУ им. Фрунзе. В это время оно уже было эвакуировано в Астрахань вместе с ВМА им. Ворошилова, а затем дальше в г. Баку. Но, когда мы прибыли в училище, там скопилось около 200 курсантов различных курсов, оставшихся в живых и защищавших Таллин (участвовали в знаменитом переходе Балтфлота из Таллина в Ленинград) и из истребительных батальонов, участвовавших в боях (где был раньше и Володя) под Ленинградом. К этому времени я уже не встречал Володю и не знал, где он находится.
Из курсантов сформировали две роты, одной я командовал. Было приказано перебросить нас через Ладогу и доставить в эвакуированное училище. Но в это время начались обстрелы Ленинграда, налеты авиации. Горели Бадаевские склады. Мы пока оставались в Ленинграде, несли ночные и дневные караулы по городу. Затем с Финляндского вокзала отправились к Ладожскому озеру. Разместились в палатках в лесу и ждали погрузки на баржи. В это время – мощнейший налет немецкой авиации. Бомбили нас, корабли, баржи. В Ладожском озере потопили баржу с курсантами училища Дзержинского и интендантского Военно-морского училища, которые эвакуировались на ту сторону Ладоги. Стало ясно, что озером переправиться нельзя. Нас вернули в Ленинград в училище, где мы опять занимаем оборону в городе, ночью в угольной гавани воровали у немцев уголь для отопления домов, камбузов и т.д. Дело в том, что угольная гавань, как ты знаешь, находится вблизи Стрельны, тогда она была занята немцами. Голодали. Были непрерывные обстрелы, бомбежки, подбирали умерших.
Как только стал лед на Ладожском озере и пошли по нему первые машины с продовольствием для Ленинграда, нам выдали лыжи, белые халаты, по куску сахара и по куску сухарей, и мы снова отправились с Финляндского вокзала на станцию Ладожское озеро (у Осиновецкого маяка).
Вечером поздно в стужу, метель, мороз мы отправились вначале на лыжах, а потом их бросили (не было сил) и начали переход по льду Ладоги до Кабоны (Новая Ладога). Шли всю ночь и день (протяженность 45 км), выбивались из сил. Оставили на льду несколько человек замороженных, встречали встречные машины, везущие в Ленинград продовольствие, и видели, как некоторые из них проваливались и шли под лед. Дело в том, что это было тогда, когда лед только-только стал, он еще не окреп.
Прибыли мы с потерями в Новую Ладогу. Там тьма томящегося народа, грубые тары мешков, боевая техника для Ленинграда. Нас немного в школе и в церкви (соборе) отпоили, накормили. У коменданта получили направление идти пешком до станции Ефимовская (это еще 200 км) лесом между немецким и финским фронтами. Шли 12 суток. Потеряли с обмороженными руками, ногами и т.д. еще несколько человек. К счастью, навстречу шли и шли войска для переправы их в осажденный Ленинград. Они были все одеты в полушубки. Это были сибиряки. Встречались походные кухни, и они нас подкармливали. Никаких продуктов у нас уже не было. Близко слышна канонада, вспышки взрывов.
Проходя лесом вблизи Тихвина (он в момент нашей переправы в Новую Ладогу был занят немцами), мы встретили на машинах, идущих по проселочной дороге, группу генералов, в том числе там, как выяснилось, был и Мерецков. Они выяснили, кто мы и куда идем. Тут же сказали, и кому-то было передано указание идти дальше нам не на станцию Ефимовку, а в Тихвин, т.к. он уже освобожден нашими войсками. Мы повернули туда, сразу встретили завалы, следы боев, а при подходе к г. Тихвину увидели, что он еще горел, валялись трупы, подбитые танки, орудия и т.д.
На улицах Тихвина масса трофеев. Встретили патруль, который указал нам, где находится военный комендант Тихвина. Он приказал накормить нас, выдали хлеба, колбасы. В разбитых домах ночь пробыли, а утром комендант приказал срочно погрузиться в теплушки и отправиться в Москву. В этом составе были вагоны с ранеными и наши вагоны с дырами. Доехали мы до окружной дороги Москвы. Хорошо, что в составе курсантов был сын будущего маршала Соколовского. Он был в моей роте. Он сказал мне, что хочет позвонить в Генштаб отцу. Я пошел с ним к коменданту станции, где мы стояли. Там он получил возможность позвонить в Генштаб. Ему ответил по телефону маршал Шапошников. Он отца хорошо знал, знал их семью. Шапошников спросил Соколовского, кто мы и где мы, далее сказал, что он сообщит в Наркомат ВМФ и нас найдут и скажут, что далее надо делать. Прошло несколько часов. Была ночь. У вагонов стояли часовые. Вдруг меня из вагона вызывает караульный. Я вышел и представился. В ответ услышал поздравление с прибытием и слова: «Я Соколовский, заберу сына с собой, к вам уже едут представители Наркомата ВМФ. Когда нужно, сын прибудет к вам». И уехал. К утру наехало много интендантов и медиков НК ВМФ, послали нас в баню, переодели, накормили в столовой горячим обедом. Через 2-3 дня нас погрузили в другой эшелон. К этому времени прибыл и сын Соколовского. Он его сам привозил. И мы отправились через Тамбов, Саратов в Астрахань. В пути были заторы. Ехали в Астрахань две недели. Ехали бы еще дольше, но в Тамбове сын Соколовского послал отцу телеграмму, что эшелон задерживают. В Тамбове нашему эшелону дали литер «А» и стали нас везде пропускать. Прибыли в Астрахань дистрофиками. Нас встретило училище. Там же была ВМА и СКОС. Неделю мы проболели поносом, т.к. были практически дистрофиками. Там нас срочно сделали лейтенантами (сдавали госэкзамены) и назначили на СКОС для обучения специальности – связистами.
Когда мы прибыли в училище, то в это время Чемирис М.Я., Лисичкин А.В. и др. уже оканчивали СКОС и направлялись на Север и Балтику.
Попали мы к Мидину (начальник СКОС был Корнев) на факультет связи. Но вскоре стала угроза и Астрахани. Шли бои в Сталинграде. В Астрахани начали формировать Волжскую флотилию. Туда назначили многих курсантов Фрунзе, СКОСа, а оставшуюся часть вместе с Военно-морской академией эвакуировали в Самарканд, куда и я попал. В Самарканде окончил СКОС, сдал все экзамены на «отлично» (председатель Гос. экз. комиссии был А.И. Берг). Имел право выбора флота. Выбрал Балтику и снова вернулся в осажденный город. Не буду описывать, как это было трудно туда добираться, снова через Дорогу жизни… В Штабе КБФ получил назначение на линкор «Октябрьская Революция» командиром БЧ-IV, где до этого был П. Сидоренко. Он ушел учиться на курсы, а я занял его должность.
Это был тяжелый 1942 год.
На линкоре был допущен к несению вахтенной службы. Приходилось быть вахтенным офицером через 8 часов. В это время занимался изучением корабля, структуры и техники БЧ-IV, управлял БЧ-IV, обеспечивал связь с кораблями эскадры, с корректировочными постами при контрбатарейной стрельбе. Мы всегда начинали стрелять по немцам, как только они пускали первый залп по г. Ленинграду. Линкор стоял у Балтийского завода. Штаб эскадры был в это время на крейсере «Киров», который стоял на Неве у Эрмитажа, Дома ученых. На крейсере «Киров» я встречал флагсвязиста Фабричного, а затем Крысина и Косарева.
В ночное время по тревоге мы несколько раз занимали оборону в домах у завода Марти. Каждая БЧ была закреплена за определенными рубежами. Личный состав БЧ-IV лк «Октябрьская революция» был мужественный, боевой, обстрелянный в боях. Радисты умело обеспечивали связь, особенно радиосвязь с корпостами, в том числе размещенными на стапеле Балтийского завода, на надстройке лк «Совесткий Союз», в угольной гавани и др. Данные корпостов поступали на лк «Октябрьская Революция» и на все корабли эскадры Балтфлота (кр «Киров», «Горький» и т.д.) по автоматической радиолинии ТУВЭС и ТРАКС. Связь работала безупречно. Мне один раз посчастливилось ночью, во время несения вахтенной службы на верхней палубе (был вахтенным офицером) встретить Трибуца, Говорова, Жданова. Они среди ночи прибыли на машинах к трапу. Накануне мне позвонил оперативный дежурный эскадры (с кр «Киров») и сказал, что к нам выехала группа высшего командования. Я срочно об этом доложил командиру линкора Н.А. Петрищеву (будущему адмиралу, а тогда капитану 1-го ранга).
Получилось так, что пока он появился на верхней палубе, Жданов, Говоров, Трибуц уже поднимались по трапу. Я скомандовал «Смирно!», сбросил шубу (была зима 1943 г.) и отдал рапорт. В это время подошел Петрищев, и они пошли в его каюту. Через 30 – 40 минут они уехали. Через несколько дней я понял цель их приезда. 19 января 1943 года начался прорыв блокады г. Ленинграда, в котором корабли Балтфлота, его артиллерия, в том числе и береговая, сыграли огромную роль.
Позже я узнал, что Володя Башун в это время (да еще и до этого), когда он вернулся с Чудской флотилии в Ленинград, командовал дивизионом морских охотников, которые до наступления ледостава действовали в районе Ивановских порогов на Неве.
После прорыва блокады в районе Шлиссельбурга я начал проситься на корабли, которые плавают. Просил я об этом и флагсвязиста эскадры Фабричнова. Весной 1943 года меня назначили дивизионным специалистом по приборам управления артиллерией и торпедной стрельбой на 2-ой дивизион эскадренных миноносцев. Командиром дивизиона был капитан 2-го ранга Горбачев, дивизионным связистом – Козлов. Такое назначение, как мне объяснили в штабе эскадры, было временным. После перевода с дивизиона Козлова я планировался к назначению на должность дивизионного связиста 2-го дивизиона эскадренных миноносцев.
Но этого не случилось. А случилось вот что. Управление дивизиона было на эм эм «Свирепый», который стоял у стенки на Неве у училища Дзержинского. Командиром БЧ-IV там был Майданов. Когда я прибыл на эм эм «Свирепый», то я поместился жить в каюту Ф. Майданова. Мы с ним сразу же подружились, и я больше занимался связью, чем приборами управления. Вскоре нас вызвал командир дивизиона миноносцев и оповестил нас, что все Управление в полном составе сегодня же должно отправиться в Кронштадт для выполнения важного задания. По его выполнении мы должны были возвратиться на 2-ой дивизион миноносцев.
Добрались мы до мыса Лисий нос, там ждали нас торпедные катера (два). На торпедных катерах прибыли в Кронштадт в штаб КМОР. Там получили приказание погрузиться на конвой, который поздно вечером отправляется на о. Лавенсари. Левый берег (южный) Финского залива занят немцами, правый (северный) – финнами.
Мы рассредоточено погрузились на корабли. Я попал на морской охотник. Двинулись в путь. Была штормовая погода. Корабли охранения начали вести бой с морскими катерами финнов, а с мыса Курголово (Лужский залив) немцы начали обстрел конвоя. Конвой шел за тралами. Впереди шли катерные тральщики с поставленными тралами. Были потери. К утру прибыли к острову Сескар, а к вечеру на о. Лавенсари.
Прямо с пирса в полном составе направились во главе с командиром 2-го дивизиона миноносцев Горбачевым в землянку – дом контр-адмирала Жукова, который ранее был героем обороны Одессы, а к этому времени старшим морским начальником. Позже Жуков стал командиром Островной ВМБ Лавенсари, которая сыграла исключительную роль на Балтике в Великой Отечественной войне. Это действительно был форпост Балтики, морской щит Ленинграда. Жуков встретил нас и сообщил директиву Трибуца. Оказывается, нас направили на остров для организации штаба ОВРа Островной ВМБ Лавенсари. На острове базировался только дивизион ОХР. После создания штаба ОВРа и отработки организации и боевой службы намеревались нас вернуть на эскадру. Но со слов Жукова мы поняли, что это маловероятно. Он сказал: «Вот ваши корабли, части, землянки, домики – организуйте КП, штаб, управление, связь, дозорную службу (ближние и дальние дозоры), будете тралить, встречать и провожать подводные лодки». Тут же издал приказ о назначении В. Козлова флагсвязистом ОВРа, а меня помфлагсвязиста ОВРа с подчинением всей гидроакустической службы кораблей, катеров, морских охотников. И началась наша очень боевая многотрудная военная работа. Мне приходилось так же, как и всем специалистам, нести на КП оперативное дежурство, управлять связью, дальними и ближними дозорами, которые каждую ночь вступали в бой то с немецкими, то с финскими дозорами.
С В. Козловым мы организовали строительство под землей узла связи, передающего и приемного центров связи, командного пункта. Там мы встретили впервые М.В. Шебанина, который был начальником связи ОВМБ Лавенсари. Пришлось у него много добиваться для создания и организации службы связи ОВРа. Впервые на Лавенсари мы попали в мае 1943 года. Из Кронштадта к нам начали прибывать новые катера и корабли.
В июне 1943 года на Лавенсари у меня произошла очень трогательная встреча с В.Ф. Башуном. После обхода на пирсе кораблей я вернулся в штабной домик. И вдруг вижу, что на моей кровати спит какой-то капитан-лейтенант. Подошел ближе. Вижу, что-то знакомое. Потом я его узнал и стал будить. Он прилег спать после совещания командиров дивизиона тральщиков и морских охотников у командира ОВРа Горбачева. Так мы и встретились с ним. Я его провел до бухты, где стоял его дивизион, и возвратился в штаб. На следующий день он ушел в море на траление. Тралили ежедневно по 20-22 часа и более. Гибло на минах много катеров, тральщиков, торпедных катеров. Вскоре получена была шифровка, в которой я отзывался снова на эскадру для назначения командиром БЧ-IV кр «Киров». Вечером я на конвое отправился в Кронштадт, а оттуда в Ленинград в штаб КБФ (был в здании ЛЭТИ).
Когда я туда прибыл, мне сказали, что отправлена на Лавенсари другая шифровка, в которой я должен быть назначен на 4-й дивизион тральщиков дивизионным связистом (он же начальник штаба). Это решение было принято, когда я был в пути и когда стало известно, что во время траления у о. Гогланд и о. Тютерс на мине подорвался флагманский корабль 4 дивизиона тральщиков, на котором находился весь штаб, и все они погибли. Было очень сложное время. Лето 1943 г., надо тралить под обстрелом и налетами немецкой авиации, и вдруг обезглавлен боевой дивизион. В штабе КБФ я получил приказание срочно вернуться на Лавенсари. Я снова проделал этот сложный путь и прибыл в штаб Жукова. Там получил указание срочно отправиться в Рыбачью бухту, где базировался 4 дивизион, и отправиться в море.
Прибыл я в бухту и тут-то снова встретил Володю Башуна. Он был назначен командиром этого дивизиона, а я к нему дивизионным связистом (начальником штаба). Я был очень рад этому. Володя тоже. На второй день вся армада (64 вымпела) отправилась на Гогландский плес для траления. Тральщики обстреливались фашистами с береговых батарей на островах Тютерс и Гогланд, с надводных кораблей, налетами авиации. В этот поход мы вытралили 54 мины. Потеряли два катера.
Так с лета 1943 года и до конца войны (вплоть до 8 мая 1945 г.) началась боевая жизнь на этом дивизионе, который стал потом Краснознаменным. Было много боевых походов, тральных операций, проведена высадка десанта на о. Гогланд.
Траление всегда проходило под огнем противника, при налетах авиации. Но мы прогрызали фарватеры для проводов и встреч подводных лодок. Было много встреч с М.В. Шебаниным. Он был в землянке, а мы в море, в боевой обстановке, в бою. Он иногда путал в организации связи в море. После возвращения с моря я с ним много спорил, и мы приходили к правильному решению.
Во время многочисленных тральных операций нас прикрывала своя авиация, базировавшаяся на аэродроме о. Лавенсари, и торпедные катера, шедшие за нашими тралами. Мы подружились с А. Кулевым – связистом дивизиона торпедных катеров Героя Советского Союза Осипова.
О жизни и боевой деятельности на Лавенсари в течение почти 2-х лет можно сказать очень многое. Об этом отдельно надо писать и вспоминать. Там было все – и награды, которые вручал Трибуц, и гибель боевых товарищей. Как-то получилось, что я и Володя остались целы… Правда, Володя был контужен во время налета фашистской авиации. После этого он был назначен командиром дивизиона морских охотников, находящегося в г. Ленинграде. Я провожал его. Посадил на самолет. Это было очень грустное расставание с отличным человеком, мужественным, бесстрашным и очень веселым и жизнерадостным. У нас было с ним участие в знаменитом десанте в районе Мерекюля (в Нарвском заливе). А до этого под его командованием дивизион ночью совершил через минное поле путь в Нарвский залив с разведывательной целью накануне десанта.
Летом 1944 года, когда наш дивизион был очень потрепан (у катеров много пробоин, неисправны тралы, двигатели), нас срочно послали в г. Ленинград на ремонт. Там я встретил Володю Башуна в Морском госпитале, где он лечился после контузии. Встретил я там и Зинушу. В дальнейшем судьба нас крепко связала.
После ремонта снова на Лавенсари. После разгрома немцев под Ленинградом двигался фронт – перемещались и мы. Мы были первыми кораблями КБФ, которые вошли на рейд Таллина. Там мы получили задание: через Моонзундский пролив прорваться в Рижский залив и содействовать освобождению островов Эзель и Даго.
По прибытии в Виртусу я встретил там на штабном корабле Пашу Крысина. Он там был связистом оперативной группы штаба ДКБФ. Получил у него данные для связи и опознавания для дальнейшего движения в Рижский залив. К этому времени о. Даго был уже освобожден. Шли бои на о. Эзель. Группировка войск немцев была зажата на полуострове Сырве. Нам было приказано отправиться к Сырве. Следом за нами прибыли канонерские лодки под командованием капитана 2-го ранга Лозо (из Ладожской флотилии), торпедные катера с установками «Катюш», морские охотники и другие корабли. Вся эта армада Балтфлота содействовала разгрому немецких войск на о. Сырве и тем самым полному освобождению Эстонии. По этому поводу был приказ Верховного Главнокомандующего Сталина И.В. и салюты. В этом приказе отмечались части Балтфлота, в том числе и наш Краснознаменный дивизион под командованием капитана 3-го ранга Новожилова (а я был связистом дивизиона – начальником штаба). За эту операцию был награжден орденом.
После разгрома немцев на п/о Сырве мы отправились вдоль побережья Рижского залива (мимо Пярну, Айнажи, Солацгрива) в Ригу. Мы были первыми кораблями, которые после длительного перерыва вошли в Рижский залив и прибыли в Болдерая (вход в устье Даугавы). Рига еще пылала, она только что была освобождена. Здесь мы начали тралить Даугаву и вдоль Рижского взморья.
Было очень трудно со снабжением, источниками питания, с ремонтом аппаратуры связи. Помню, в домике на берегу Болдерая я организовал ремонтную группу, которая перематывала на своих приспособлениях трансформаторы передатчиков «Ерш» и «Бухта», которые часто выходили из строя. Получать готовые было неоткуда. Там же был устроен небольшой береговой узел связи для управления кораблями в море. Надо сказать, получалось неплохо. На этом береговом узле я впервые встретился с начальником связи КБФ (тогда капитаном 1-го ранга) Н.И. Цветковым. С ним прибыл С.С. Солодовников и группа офицеров.
Я доложил Цветкову о связи. О наших делах. Он очень заинтересовался, как можно в таких условиях обеспечивать ремонт собственными силами. Тут же он приказал передать контрольную радиограмму нашим кораблям в море (в район Айнажи). Я был доволен, что квитанция тут же была получена. Доволен остался и Цветков. После этого я получил назначение на о. Эзель. Там был организован штаб Островного морского оборонительного района (ОМОР). Командующим назначен контр-адмирал Чероков, начальником связи –полковник Бузин. Все наши корабли пошли на о. Эзель, а мы начали тралить Ирбенский пролив и готовились к высадке десанта. В этот район прибыло очень много морской пехоты и кораблей. Дело в том, что прижатая к морю Курляндская группировка немецких войск не сдавалась. Еще 8 мая днем и ночью они обстреливали наши корабли в Ирбенском проливе, когда мы тралили там. Были раненые и убитые.
9 мая – день Победы!..
После дня Победы я был назначен флагманским связистом ОВРа вместо Косарева, который был отозван для поездки в Германию. Готовилась Потсдамская конференция. Так я стал флагсвязистом ОВРа.
Поскольку война закончилась, я стал думать, как дальше быть. Еще в Риге флагманский минер КБФ капитан 1-го ранга Мешко предлагал (еще война не окончилась) мне назначение на должность командира дивизиона тральщиков. Однако я отказался. Сказал, что война уже кончается и я хочу пойти учиться в ВМА на факультет связи. Когда кончилась война, я сразу же подал рапорт на имя адмирала Галлера (в Главный штаб ВМФ) и был зачислен кандидатом для поступления в Академию. На флоте успешно сдал предварительные экзамены. Работы было много. Надо было продолжать тралить, организовывать и налаживать связь на о. Эзель. На рейде скопилось много кораблей. У пирса Аренсбурга была выстроена сигнальная вышка для связи с армадой «москитного флота». В один прекрасный момент вахтенный мичман и сигнальщик звонят мне в штаб с этого поста и докладывают, что к ним на пост поднялся начальник связи КБФ инженер-капитан 1-го ранга Цветков и требует срочно меня. Прибыл он инкогнито. Я срочно на газике прибыл туда, поднялся на вышку и доложил Цветкову. При мне он дает указание связаться с кораблями на рейде по УКВ («А-7-А»).
К сожалению, не со всеми кораблями удалось связаться. Он был очень недоволен и сказал, что не пустит меня в Академию, пока не налажу связь. Здесь, сам понимаешь, объяснить это можно тем, что люди устали после такой войны и была некоторая разболтанность. Все хотели скорее домой.
После того, как спустились с вышки на землю, Цветков потребовал доставить нас на какой-либо морской охотник. Это был сделано. Дивизионный связист Костюк начал докладывать Цветкову, что с приемом на корабле плохо из-за того, что нет электромагнитной совместимости, много помех. Тогда Цветков обращается ко мне и говорит: «Если решишь эту проблему – отпущу в Академию».
Затем мы хорошо пообедали с ним в столовой ОВРа. Он остался доволен и отбыл в штаб ОМОР к Бузину, затем в Таллин.
После этого Бузин собрал совещание всех связистов ОМОР и всем ставил меня в пример.
В июле 1945 года впервые праздновался в мирное время день ВМФ. В этот день должен быть парад кораблей ВМФ в Риге, на реке Даугава. Я был назначен связистом дивизионов, участвующих в этом первом параде. Помню, что на морском охотнике из о. Эзель (Аренсбург) в г. Ригу для участия в параде отправилось и командование ОМОР во главе с контр-адмиралом Чероковым. На этом катере и я был. Во время похода через Рижский залив, когда стояла чудесная солнечная погода, я подошел к Черокову, который сидел в плетеном кресле на палубе у мостика, и доложил ему очередную радиограмму. Тут же обратился к нему с тем, что я подал заявление для поступления в ВМА, но начальник связи КБФ Цветков собирается меня не отпустить. То же самое говорит и командир ОВРа Матвеев (впоследствии контр-адмирал). На это Чероков мне сказал: «Пройдет успешно парад кораблей и связь будет работать хорошо – отпущу».
Впечатление о параде было очень хорошее. Мы оказались на штабном катере, где было и правительство Латвии во главе с Кирхинштейном. В общем, все прошло хорошо. Вернулись на Эзель. Подходит срок отбыть в Ленинград в ВМА для сдачи вступительных экзаменов. Я с Эзеля позвонил Володе Башуну, который в это время был уже капитаном 2-го ранга и служил в штабе КБФ (в Таллине) в разведотделе флота. Он мне сказал, что к ним в Таллин прибыла Зинуша и ждет меня в Таллине. В общем, Чероков мне подписал командировочное предписание и вопреки угрозам и гневу командира ОВРа Матвеева (тогда капитана 1-го ранга) я отбыл в Таллин. Там на квартире Володи и Вали встретился с Зинушкой. Через несколько дней все мы направились поездом в Ленинград. Володя с Валей и Виталиком – в отпуск, первый после войны, а я для поступления в Академию. Что было дальше, ты знаешь.
Да, я забыл сказать, что с Вовой я встретился еще раз во время войны в г. Риге зимой 1945 года. Он с разведгруппой на (неразборчиво) отправлялся в Германию и заехал в Ригу. Там мы встретились с ним, и я его проводил в путь.
Владимир Федорович Башун
Рождения 1914 г. 19 декабря. Родился в г. Ревеле (Таллине). Там работал его отец, Федор Миронович Башун. После этого он жил в Ростове-на-Дону и большую часть жизни в г. Ленинграде. Работал слесарем, окончил школу. Поступил до войны в училище Фрунзе, которое окончил в 1937 году, и был оставлен в ВМУ им. Фрунзе преподавателем. Там я и встретил его в 1939 году, куда я прибыл по специальному комсомольскому набору на 2-й курс сразу же.
Как проходила его служба во время войны, я уже написал. После войны и после того, как я был принят на факультет связи, где мы с тобой встретились, через год Володя поступил в ВМА им. Ворошилова. Окончил ее. Был оставлен преподавателем на кафедре ОИТ (кафедра Томошевского). Там он стал кандидатом военно-морских наук, доцентом. Когда объединили академии, он стал начальником научно-исследовательской группы по АСУ.
Далее ты все знаешь.
Письмо от
20.04.85
И.А. Трискало
фотографии
И с праздником!
Меня зацепил тот кусок рассказа, что касается эвакуации из Ленинграда и дальнейшего пути в Астрахань. Задумываешься, сколько же наших солдат погибло в тылу потому что среди них не было сына какого-нибудь генерала...
Я тебя видела только на фотках, но мне кажется, вы с дедушкой похожи, да?
Ghoulein, дедушка помнил все детально. Он в своей сельской школе через класс скакал, потом в университете учился только на 5, в Академию в 45-м поступал - взяли 5 человек из 80. Кандидатскую диссертацию ему комиссия предложила за полгода переработать и защитить в качестве докторской. У него действительно уникальные мозги были.
Письменных воспоминаний дедушка не вел, только по отдельным просьбам, как здесь + осталась его документация, где, скажем, он сам весь список своих должностей и наград для отчетности делал. Но остались некоторые записи его рассказов, сделанные мамой и мной, и диктофонные записи. Только мы их медленно пока разбираем.
Что поделать, в начале войны хаос много где был. Хотя к войне и готовились...
Я тебя видела только на фотках, но мне кажется, вы с дедушкой похожи, да?
Я всегда считала, что совершенно не. У дедушки монголоидный тип лица, смуглая кожа. черные волосы - у нас Олька пошла в эту линию. Но в последнее время мне все говорят, что похожа...